Игорю Гречко
"Милый выпустил бабочку в форточку..."
***
И.Г.
Милый выпустил бабочку в форточку.
Я заметила в нём эту чёрточку.
Перенять бы её, перенять!
И, секрет отпущения вызнав,
не рыдать, на шее повиснув,
и тарелок из рук не ронять.
Вся посуда и так перебита.
Моему бытию не до быта!
Вся постель в разноцветной пыльце.
И какая на сердце обида -
та и пишется на лице.
17 июня
17 ИЮНЯ
Игорю
Отныне давай не считать за напасть,
что мы не увидим Неаполь.
А если увидим, то некуда класть:
забито, и сыплется на пол.
Неаполь! Мы даже не видели Рим,
где жили, дивясь и глазея.
Мы лишь друг за друга и благодарим
полуденный мрак Колизея.
Уж вечер медовый, тягуч, златоткан,
из сонных трущоб вытекает.
И девочка пишет: "Река Выткан", -
гипотезу нам выдвигает.
Мы сдвинем стаканы над снедью простой,
а что за событье отметим,
тому, кто деньгами платил за постой,
не скажем, хотя и приветим.
Некрепкое наше вино - для детей.
А врут, что объятья не крепки.
И нет на крепчайшей из всех крепостей
для приступа лишней зацепки!
"Глаза опустели до боли..."
***
И.Г.
Глаза опустели до боли -
Тебя отпустили на волю!
Пустые, пустые глаза.
И хватит им снежного поля
Всего лишь на четверть часа.
Я даже и четверти рада,
Минуты хватило бы мне.
Глазам, чтобы сделаться взглядом,
хватило бы поля в окне!
Хватило бы, нет - охватило
всю землю такой вышиной,
откуда я вижу, мой милый,
что ты не расстался со мной...
"Я река, ты мой берег крутой..."
***
И.Г.
Я река, ты мой берег крутой,
тёмный лес до небес, волчье логово.
Лучше я синеокой водой
напитаю просторы пологого!
Чем насильно чужого ласкать,
приручать то ли зверя, то ль дьявола, -
буду в борт нашей лодки плескать -
с кем ещё я ни разу не плавала.
Нам по грудь заливные луга,
потонуть в изумруде некошеном...
Тот, кому я и впрямь дорога, -
нет, не встретит с лицом перекошенным.
И когда заберутся шмели
в сладкий клевер и кашку дремучую,
я любимому крикну: - Пошли!
Нашим светом я тень свою мучаю...
Всё длиннее, всё пасмурней тень.
Чем нам радостней, тем она яростней.
Но куда нашу радость ни день,
лодка всё веселей, белопарусней!
Это чайки касаются нас,
это облако с нас целуется...
А под осень на яблочный Спас
белой церковкой кончится улица.
Спас!
Спасибо! - мы оба спаслись,
отпихнулись от кручи, отчалили...
Ну а ты, мой крутой, - поделись,
чем друг друга вы с ней опечалили.
Та ли эта, на ту ль променял,
что ты снова синеешь от холода?
Помнишь, руки на шее разнял
и сказал, что фальшивое золото?
А сияло оно, и цвело,
и цены ему не было, бедному...
От церковной извёстки светло,
да на шее - по крестику медному.
Ни рыдать ни о чём, ни гадать.
Золотые шары - не из золота?!
Любовь-жалость, любовь-благодать,
слава Богу, не выглядит молодо.
Не соврёт, не заманит в силок
пожилого, плешивого птенчика.
И хотя неизвестен ей срок,
лоб её предназначен для венчика.
19 нояб. 1995 г.
"Две реки - Ока и Волга..."
***
И.Г.
Две реки - Ока и Волга.
Две руки соединить.
Из-за туч - луча иголка.
Больно? - некого винить.
Две руки разъединились,
две реки "остепенились":
села лодочка на мель, -
а была как колыбель!
На реке, когда вдвоём, -
ярко-синий окоём.
Окоём наш обручальный,
ни весёлый, ни печальный:
с белой чайкой над рекой
схож покой,
покой,
покой...
Ты - всех рек моих исток.
Но как скрипнет вдруг мосток...
Подаст руку - не сожгу! -
тот,
кто ждал на бережку.
1994-95 гг.
"Коломенское светится насквозь..."
***
Игорю
Коломенское светится насквозь,
дубов редеет вековая заросль.
И, на чужое больше уж не зарясь,
я не живу с возлюбленными врозь.
Не я рвала, само оторвалось,
отсохло, отлепилось, отлетело
твоё чужое - тело, тело, тело!
... Призрят, авось, лишь удочку забрось.
Как раз река не стынет под горой.
Бог в помощь мне - чужому в помощь Лета.
Не то себя изгложешь до скелета,
как времени не нашего герой.
Всё, все с горы в тартарары столкнуть!
Как не бывало "Ок" под номерами
и тонкой связи меж двумя мирами -
не унывай, не тонкими отнюдь.
Ещё найдёшь подручный матерьял,
подножный корм - кореньями наружу.
Но - чью, спрошу, оплакиваешь душу?
Чем не владел, того ведь не терял.
Коломенское, Троя, Карфаген...
Я далека была от озаренья,
но заработал третий орган зренья
и - осени трагический рентген.
"Не ходи ты по дань, волче, к нам..."
***
Игорю
Не ходи ты по дань, волче, к нам.
Деревлянская даль - твоя вотчина.
Деревлянская, ладит ножи.
Ой, не хватит мёртвой рати межи!
Не ходи ты, волче, дань брать.
Мёртвых в очи - вранам клевать.
А ходи ты, княже, на Дон,
а возьми ты меня, враже, в полон!
Я не дань, я смертная сеча:
только рань - и я изувечу!
По всему ты ковылю ляжешь.
Баю-баюшки-баю, княже...
Комонь воя, пламень из зева,
и герою - половецкая дева!..
1970-е гг.
Корабль
КОРАБЛЬ
И.Г.
Я больше ничему не удивлюсь.
И выходя на улицу зимой,
уж лучше хорошенько утеплюсь,
чем ждать тепла от встречи тьмы со тьмой.
И слава Богу, что ещё дорогу
я не забыла из гостей домой!
В окошке свет, есть время для бесед.
Я, если честно, не из непосед.
И для меня счастливое событье -
в моей "каюте" с мужем чаепитье.
Какому б морю нас ни колебать,
ногтём клеёнку сладко колупать.
А позвонишь - не поведу и бровью.
Пей чай с повидлом - а мы тут с любовью, -
чем за "любовью" киселя хлебать!
Погасим свет: Ной свято светел - сед.
Хоть на тебя потрачено кассет!..
для своего всегда одна в запасе.
Люби и ты, любовь вам да совет.
С ещё одной судьбою позабавься.
Не наигрался, "детский" человек?
Клей из бумаги мельницу, лошадку,
дом, и сарай, и сеялку, и жатку, -
да мало ль что не тонет!
А ковчег...
Чтоб хоть для стройки застолбить площадку,
банкроту бы не выписали чек.
Скрипач
Скрипач
И. Г.
В палисаднике у скрипки моей
На миндальном деревце - соловей.
На миндальном деревце - до зари.
Под миндальным деревцем ты замри.
До зари ты кажешься мне
под миндальным деревцем при луне.
Разлюби меня и скрипку разбей -
мне бы лишь бы по ночам соловей.
На миндальном деревце до зари.
Под миндальным деревцем ты замри.
1970-е гг.
Дальше: Екатерине Гречко