/медицинская сказка/
Трух-трух, считай до двух, пугай старух!
Трёх-трёх, считай до трёх, пугай дурёх!
Трах-трах-страх-страх...
Не успели погасить свет в комнате, как в ней уже Страх расселся на всех стульях сразу, разлёгся поперёк - переступай через него кому невтерпёж. Надо же бывает и из комнаты выбраться - например, поискать в кладовке пастилу в шоколаде. Папа с мамой шептались ночью об этой самой пастиле, даже поспорили, где её лучше от Кати спрятать: в старой бабушкиной шапке или в футляре от скрипки.В доме никто никогда не играл на скрипке, да и скрипки видом не видывали, - но вот откуда-то взялся футляр, как раз и угодил под пастилу в шоколаде.
В кладовке чего только нет, но больше всего в ней сереньких бабочек. Совсем домашние бабочки - на улицу их не выгонишь. Эти взрослые странный народ: сами же приручили - а теперь бьют чем попало, по стенке размазывают, крича во всё горло: - Моль! моль!
Какое нежное имя у зубастых бабочек, хотелось бы взглянуть на их зубы но они их прячут - стесняются. Зато рукоделия не спрячешь: они загрызли бабушкин пуховый платок, а теперь грызут ту самую шапку, в которую незачем даже класть пастилу в шоколаде - съедят и без пастилы.
Страх сел на корточки и беззвучно захохотал, раскачиваясь, как ванька-встанька.
- Моль-малина-мальвина-мальва-мулине-малюля-си-бе-мо-о-о-оль...
- У неё не зубы, а зубья, не зубья, а крючья; она из платка сделала кружево, а из Катеньки кегли.
- Кегли? Что ещё за кегли?
- Такие гладенькие,беленькие косточки, хе-хе.
- А зачем тебе кегли?
- А играть. Позову братишек и сестрёнок: Страшка, Страшилу, Страшилищу, Страхолюдию, - покидаем.
- Нет уж, я от моли застрахованная, папа Госстраху по три рубля в год платит.
- Хе-хе, так ведь Госстрах мне дядей родным приходится, он мне на три рубля леденцов накупит!
- Ты любишь леденцы?
- А как же: пососу леденец - и душу леденю каждому встречному-поперечному. Пососу - ты у меня и задрожишь, как заячий хвост. Задрожишь - куда денешься!
Тут Катя и в самом деле задрожала. Мама сняла с вешалки шубу - Катю накрыла, - а та всё дрожит, зубами о коленки стучит, ой, мамочка, боюсь, ай, папочка, караул!
А Страх доедает Катино толокно с изюмом и только о том и жалеет, что мало осталось в кармане дядиных леденцов. Да что, - думает, - леденцы, - я на балконе сосульку ещё вчера заприметил, мне бы дверь балконную отпереть. А как её отопрёшь, хитроумную балконную дверь. Страх хоть и нахален, да глуп и не знает, в какую сторону задвижку отвести.
Ну, кончились у Страха леденцы. Всё хорошее кончается. И всё плохое. Стал он рычать, тявкать, по-волчьи выть, усы растопырил, усами Катину голую пятку защекотал. Да ещё занавеску с окна стащил, полетал на ней по комнате кругами, зачихал от пыли. А Катя уже и не дрожит вовсе, и не боится больше ни волков, ни усачей, - а снится ей недоеденное толокно с изюмом. Страх Катю и давай будить: в нос ей дышит, - а между прочим, выдыхает не углекислый газ, как сказано в учебнике природоведения, а выхлопной, - не Страх, а иногородний автобус. Кате - и в этом нет ничего удивительного - сделалось душно. Проснулась поскорей, села на раскладушке, не поймёт, откуда в комнате автобус.
- Эй, Катя, - миролюбиво потёрся о коврик Страх. - Давай дружить.
- С таким вонючим?
- Ничего, я зубы почищу.
- Небось, моей щёткой.
- Нет, я папиной... сапожной.
- А как, интересно, с тобой дружить: дрожать?
- Ну, что ты. Потрогай мои бархатные усики.
- Как из проволоки, даже поцарапалась.
- Нельзя быть такой неженкой: царапаться об усы.
- Я не неженка. Смотря чьи усы.
- А вот и неженка. Стоит только форточку приоткрыть - как уже носом зашмыгала.
- А вот и неправда: смотри, форточка приоткрыта, а я и не думаю шмыгать носом.
- Ну, форточка... а ты приоткрой балконную дверь.
- Нужен мне ночью балкон.
- А птичек крошками накормить?
- Завтра накормлю.
Страх заплясал от радости, что подцепил упрямицу на уду, и побежал переводить часовые стрелки. Действительно, солнце взошло от этого раньше, чем ему полагалось по законам природы. И все люди на земле раньше времени засобирались по своим неотложным делам.
- Эй, Катя, оставь птичкам булку... а лучше я сам... бедным птичкам...
И - хвать у Кати из-под носа полбулки. Крошки с булки стряхнул на клеёнку, а что от крошек осталось - себе в рот, за правую щёку, потому что за левой уже лежало про запас Катино толокно. Катя крошки в ладонь - прочь задвижку... Страху только того и надо. Выскользнул в мгновение ока, откусил от сосульки сколько в рот поместилось - и назад. Катя и задрожала. Сосулька не леденец, от сосульки не то что Катя, а стены затряслись, стулья запрыгали, а стол зашатался так, что с него съехал любимый Катин Пэкмэн. Пока Пэкмэн ехал со стола, он всё никак не мог сообразить, что с ним такое стряслось и куда это он едет, уж не обратно ли в Америку. А когда упал и ушибся, понял, что пора Катю спасать, пока она ещё дрожит и не превратилась окончательно и бесповоротно в снежную бабу с морковкой промеж глаз. Или без морковки,смотря по завозу в магазин "Овощи-фрукты".
Пэкмэн был американец и по-русски не знал ни бельмеса, и что такое Страх, разумеется, тоже не знал.
- Эй, старик, - подбоченился Страх. - Лезь-ка под стол, я - Страх!
- С какой стати мне лезть под стол, - сам лезь, - отбрил Пэкмэн незамедлительно, но, конечно же, и
Страх не понял ни слова, не будучи полиглотом.
- Это ты по-каковски, старик?
- По-стариковски, старуха, - старикам ведь нечего бояться.
- Я не старуха. Я - страхура, - заспотыкался и завозил языком усатый микроб. Сосулька во рту пагубно действовала на красноречие. Тем временем Пэкмэн затормошил Катю.
- Катя, перестань стучать зубами о коленки! У меня было целых три монстра, и все они гнались за мной по пятам, и пока я от них убегал, они только и делали что гнались... Но стоило мне повернуться к ним лицом...
Причёсанные монстры скромно соскочили с экрана и уселись в кружок. На хвосте у одного из них трепыхался розовый бантик.
- Монстра, - догадалась Катя, забыв, что надо дрожать. - Можно погладить твою кудрявую монстру?
- Сколько угодно, можно даже почесать у ней за ухом. У монстры скоро родятся щенки. Совсем домашняя монстра. Оказывается, она гналась за мной по пятам лишь для того, чтобы я её приручил.
- А этих... ты тоже приручил?
- И этих. Этим пришлось скормить по полкотлеты, так что я остался без обеда.
Катя кинулась к холодильнику, достала пакет молока.
- А больше ничего нет.
- Нда, и молоко порошковое. Да ещё скисло!
Пэкмэн забормотал по-американски, вернее, это было полисинтетическое ругательство северо-американских индейцев. Так как по соседству с Катей не проживало ни одного северо-американского индейца, то ругательство не могло иметь синхронного перевода, и на душе у Пэкмэна было светло и чисто, как в аптеке. А стало ещё и легко.
- Что ж, - бодро решил Пэкмэн, - монстры отлично поддаются дрессировке, ничего не стоит отучить их от скверной привычки лопать котлеты и лакать молоко.
- А как же быть с моим Стра... то есть я хочу сказать - монстром?
- Дрессировать вместе с моими.
- Ага, поняла! Во-первых, не убегать.
- Да, не убегать и не прятаться с головой под одеяло, не залезать под кровать.
- А во-вторых, не кормить леденцами!
Вечером Катя поделилась с папой удивительнейшей из новостей, а маму с лекарствами и близко не подпустила.
На следующей неделе к ним должен наведаться Госстрах: не будет ему трёх рублей! - папа Кате твёрдо обещал. Не перепадёт племяннику от дяди злокозненного гостинца!
Впрочем, племянник не тот уж: сидит на цепи в прихожей, позёвывает. Иногда моль в правую ноздрю ему залетит - так он её вычихнет из левой.
Дрессировать дальше нет смысла: не таков интеллект. Сегодня он украл у монстры розовый бантик, но так и не нашёл ему применения. А мог бы, например, подвязывать на ночь свои безобразные усы.
7.3.85.