Жили-были мыши, обыкновенные серые мыши с верёвочными хвостами. Такие мыши забегают иногда в бабушкину мышеловку - полакомиться колбаской, - ты их видала, правда, когда гостила у бабушки в позапрошлом году? Они шныряли по бабушкиной кровати, стоило ей зазеваться. Дело в том, что обыкновенные серые мыши живут по всему свету, а вот бабушкина мышеловка - на весь свет единственная. Она испорченная, с заржавленной пружинкой, и мыши знают об этом, а бабушка нет. Она только всплёскивает руками по утрам и кудахчет:  

- Ах, да куда же это подевалась моя колбаска? - Ах, да куда же это подевалась моя колбаска? Домовой, что ли, слопал?! Ведь если бы мышь, то ведь мышь бы попалась! Бабушке трудно отказать в сообразительности. По ночам мыши смеются над твоей любимой бабушкой тихими голосами, а может быть, и не над бабушкой, а просто так: не плакать же мышам, когда они выспались и наелись.  
Так вот, жили-были мыши. Такие же, но другие. Ведь у бабушки мыши и поныне живут припеваючи, - а те мыши, о которых я собираюсь тебе рассказать, жили-были совсем не у бабушки. Это были бездомные, беспризорные мыши, не бабушкины, не дедушкины, ничьи. Они никак не могли жить на улице, если в том городе, где они жили, выпадал бы снег или трещал мороз. Поэтому они выбрали тёплый город, без зимы, далеко-далеко на юге, и даже ещё южнее: южнее Крыма и южнее Кавказа. Ты, может быть, думаешь, что южнее Крыма и Кавказа нет ни земли, ни страны, ни города? В таком случае ты ошибаешься. Земли сколько угодно. И если человечество не поленилось позастроить её всю городами, то тебе и подавно стыдно лениться запоминать, как они называются. Тот город, где бездомным и беспризорным мышам было тепло и уютно, назывался да и теперь называется - Рим. Впрочем, как он теперь называется неважно, - а в давние сказочные времена он хоть и назывался Римом, но был не городом, а целой страной. Нет, нет, с географией и историей покончено, не то мы так и не дойдём до мышей и не узнаем, что такое с ними произошло.  

Видишь ли, есть разница между птицей и мышью.В Риме два любимых зверя: волчица да кошка. Есть также разница между мышью и кошкой.  
Или, может быть, нет разницы? Но и с зоологией покончено. Это же всё-таки сказка. А, так тебе самой интересно... тогда другое дело. Слушай, о чём вдруг задумались обыкновенные серые мыши из города Рима. Мыши долго сравнивали всё, что есть на земле ходячего и ползучего, со всем, что есть на небе летучего, и нашли, что земля и небо очень уж непохожи. В Риме, как ты знаешь, два любимых зверя: волчица да кошка. Волчицу мы с тобой уже не застали, а вот кошки попадались на каждом шагу и за две недели ужасно нам надоели. На мышей любовь римлян не распространялась, мыши проживали в Риме тайком. Существование их с каждый днём делалось всё печальнее. Мышам хотелось плакать и жаловаться на судьбу, но было некому. Рим доживал свой золотой век в страшной суете: Колизей рушился от рукоплесканий, а Термы не успевали смывать кровь с покалеченных гладиаторов. Мало кто из них доползал до бани - попариться перед смертью и выпить кваску с изюмом. А ты говоришь - мыши. До мышей ли тут. Зато кошкам не приходилось заботиться о пропитании, пропитание так и металось у них под ногами, не успевая прятаться в мраморных норках. Лично бы мне не хотелось быть чьим-то пропитанием, а тебе? А кошкам, естественно, не хотелось голодать. При всей любви к кошкам, римляне не очень-то их подкармливали.  
- Любить любят, - думали кошки, когда уставали охотиться, - но кто им поверит?!  
По-моему, кошки угодили в самую точку. Римляне много чего любили, а что от Рима осталось - один Колизей. Он так и не рухнул окончательно - не успел, его опередила сверхдержава, рассыпавшаяся веком раньше: ведь она требовала пищи больше, чем вое вместе взятые кошки. И она возмущалась и роптала громче, чем все вместе взятые кошки. В самом деле, любишь - так корми, а не кормишь - так отпусти! Или я требую невозможного? То есть, разумеется, не я, а сверхдержава требует. Или нет, кошки требуют, - совсем ты меня запутала, ведь мы только что говорили с тобой о кошках. Ну, да, правильно, о мышах. Жили-были... это на земле. А стоило только задрать усатую мордочку, как начинало зудеть и сверлить и ныть иод ложечкой; и чего глупым мышам не хватало, какого ещё неба!  
Попробуй забрось мышь на небо: сейчас же и шмякнется обо что попало. Лучше уж поселиться в бабушкиной мышеловке да и жить без поползновений. Но вот однажды мыши, доведённые до отчаянья, объявили священным животным, а проще сказать, кошкам войну. Кошки так и заурчали от радости: мыши, мол, сами во всём виноваты, наш долг их проучить, мурр, мрр, ррр!

В последующие три дня кошки трудились в поте лица и до того озверели, что едва не превратились в гиен и шакалов, но вовремя вспомнили, что гиены и шакалы рано или поздно превращаются в собак, что кошке строжайше запрещено религией, да и попросту унизительно. И полегло мышей в ту войну! И кошек полегло... несколько штук. Самые прыткие из них скончались от... посмертно им приписали любовь к отечеству, но скончались-то они, и это ни для кого не секрет, от обжорства. Потому что кошки умеренного аппетита все до одной уцелели, и даже стали родоначальницами новых, нынешних кошек, вполне травоядных.  
И держали мыши совет: как бы одолеть кошек не силой, так хитростью. И сказала самая маленькая, самая дохленькая и потому самая храбрая мышка, ведь кошки на такую не зарились,- мол, чего там разводить на бобах и о хитрости толковать, коли силы не дадено; а надобно научиться у птичек летать.  
А тогда и мир пополам, и корм: кошкам всё земное, а нам, мышам, - небесное. Позвали на совет ворону и голубя, а от пустомели воробья какой толк, идею бы только загубил. Ворона было закашлялась: крах, крах, крах.. но подумала, что кошки и её враги тоже, хорошо бы им насолить. Она так и затрясла тощей шубою - той самой вороньей с вешалки - и вызвалась обучить первую партию мышей.  
- Только, - сказала она строго, чтобы все знали, какая она важная птица, - хвосты прочь!  
- Беда не в том, - скромно вмешался голубь, - что есть хвосты. Беда в том, что нет крыльев.  
- Ничего, - проскрипела ворона, - приспичит, так живо вырастут и крылья и... рога.  
- Зачем же рога, - стушевался голубь, - они же не коровы. И потом рога - оружие, а речь идёт о... об орудии труда.  
- Умник, крах, крах, философ, крах, крах, в шею, крах, крах, крах! Ей очень хотелось клюнуть голубя в глаз, но нельзя же клевать в глаз союзников, даже если и очень хочется. То-то бы кошки развеселились, узнав, что их противники разодрались в пух и прах.  
- Крылья и... клювы, - нехотя уступила ворона, - и когти!  
- Нет, вы неисправимы, сеньорита.  
- Добро должно быть с кулаками, голубчик!  
- Перестаньте цитировать дураков, или хоть берите в кавычки, не дай бог потомки подумают...  
- Крах, крах!  

Видишь, как легко назревает конфликт в собственном стане. Нет, я их не в силах помирить. Стоит мне отвернуться,  "Беда не в том, что есть хвосты... "как ворона клюнет-таки голубя и в глаз, и в другой. Хоть он и не видит глазами настолько, чтобы иметь точку зрения, а жалко. Нет, пусть уж разлетаются в разные стороны, а мыши выйдут на берег моря да и поучатся у чаек летать. Ведь я и сама не знаю, достаточно ли добру быть добром - или оно имеет право бодаться, клеваться, царапаться. Пожалуй, станешь бодаться, так и забудешь, кто первый начал. Права я или нет, а только меня не было на совете мышей. И я не уверена, что летать они научились у чаек. Во всяком случае, птицами они так и не сделались. Ты видела летучих мышей? В сумерках, когда птицы уже легли спать, в воздухе снуют взад-вперёд серые кожаные зонтики. Это и есть летучие мыши. Попадись им в пещере: съедят. А не съедят, так напугают до смерти. Маленькие девочки трусихи. Большие тоже. Я, например, боюсь не мышей, а пещер.  
А знаешь, как было дело: ворона и голубь поочерёдно брали верх. Голубь старался оторвать робких мышей от земли, убеждал, внушал им надежду, когда они падали и разбивались на серых камнях. Он верил, что всё чудесно складывается на свете и что справедливость рано или поздно придёт и всех наградит. Кому нужно бессмертья - того не забудут, кому нужно покоя - того не потревожат, а кому нужно радости - того хотя бы не огорчат. А ворона каркала и стояла на своём: приспичит, мол, доймут мышей кошки, побольше бы кошек, кошек, кошек... а уж куда больше, когда весь Рим урчит и мяучит.  

Наверное, оба правы, и ворона и голубь. От одной только лазури небесной, от зова не полетишь. Надо, чтобы гнали, прогоняли, толкали в спину, не давали житья.  
Спрашивается: а что едят кошки, если мыши улетели? Кошки едят траву. Ты заметила, что в Риме уже почти не осталось травы? Это потому, что они её съели, попробуй мне не поверь. Иногда маленький итальянский мальчик Алехсандро - помнишь, какой смешной кривой домик нацарапал он в моём блокноте? - поймает в мутном Тибре пескарика и угостит самую старшую кошку Мымрию. Другие кошки, помоложе, довольствуются одним рыбным запахом, в котором в тридцать два раза меньше витамина А, а витамин С отсутствует полностью. А лягушек в Тибре давно нет, и не потому вовсе, что им вдруг разонравился мутный Тибр и они ускакали в не менее мутный Нил. Просто, рассорившись с кошками из-за какого-то пустяка и объявив им такую же в точности войну, как и мыши, бедные лягушки не догадались пригласить на совет ворону и голубя. Так что ворону и голубя с тех пор никто не встречал вместе. И ни у кого, с тех пор, ни у зверя, ни у рыбы, ни у человека крыльев не выросло. Человек ещё кое-как приспособился - хитёр, ничего не скажешь, - но ты ведь не станешь возражать, что крылья у самолёта - холодные, неживые и на них часто нарисован не тот знак, который нам с тобой по душе.  
 
3.3.83.